«своё». Помню облегчение от сознания, что все опасности позади; помню ощущение уверенности и превосходства от того, что я получил то, о чём другие только мечтают: состояние и имя отца, что подразумевало связи и новые возможности. И все же что-то мешало мне насладиться удачей. Я не хотел идти по пути, пройденному другим, по пути, о котором я тогда ничего не знал.
Дверь в коммуналку Завьяловой была приоткрыта. Я вошёл.
В комнате горел уже бесполезный свет торшера. Нина курила, притулившись у открытого окна, откуда, очевидно, она увидела меня на улице.
– Закрой двери. Соседи вернулись, – не оборачиваясь, сказала женщина.
Я закрыл и, засунув руки в карманы брюк, уставился на Нину. На ней был знакомый халат с рыбами. Собранные в буклю золотистые волосы открывали затылок.
– Ваш брат у меня в квартире. Я его связал, – сказал я.
– У меня! – повторила она со злой насмешкой и поёжилась. – Что тебе? Что пришёл то? – враждебно спросила она. От былого радушия не осталось следа.
– Расскажи, как всё было.
Нина вскинула голову – моя фамильярность покоробила её – и отвела взгляд.
– Ты сам всё рассказал позавчера.
– Почему вы убили Веру?
– Она получила своё.
– И отец?
На лбу Нины проступила вена.
– Не смей говорить так о Володе! – прошептала она и зло поджала губы. – Ты судишь о нём, ни разу его не видев! Всё, что ты плёл о нём – ложь! Пусть даже это правда: твоя мать – неврастеничка, исковеркавшая всем жизнь!
Я не мешал ей. Это была бессильная ненависть загнанного человека, отчаяние любящей женщины, рану которой бесцеремонно расковыряли праздным любопытством.
Нина переждала гнев, села на диван и зябко укуталась в кофту.
– Думаешь, я раскаиваюсь? – проговорила она спокойнее. Она отрицательно повела головой. – Володя умер. Осталась я и его ребёнок. Ты или твоя сестра не имеете к нам никакого отношения. Узнав правду, ты ведь сразу подумал: молодая стерва окрутила старика. У тебя даже в мыслях не было, что люди могут просто любить друг друга. Потому что с детства он для тебя подлец, который бросил твою мать. А я вызвала тебя лишь только в память о нём! Потом всё получилось само собой! Но ты хоть честно отрёкся от него. А для этой жадной дряни он всегда был чужой. Если бы не необходимость, я бы тебя на пушечный выстрел не подпустила к его могиле. А её бы…
Завьялова по-мужски облокотилась о растопыренные колени и уронила на грудь голову. Она тяжело вздохнула, почти простонала и мелко отрицательно закивала.
– Если бы не она, Володя бы жил! – выдавила она сквозь зубы. – Почему одним всё и, как правило, законченным подлецам, – зло проговорила она, – а другие умирают, не прожив ни одного дня по-людски? А ведь и жена его, и твоя – да, какая она тебе сестра! – ногтя его не стоили! Он обслуживал их всю жизнь! Тратил свой талант на этих пустышек, которые считали, что он обязан им лишь за имя их отца и деда!
Нина вдруг странно посмотрела на меня, всё покачиваясь вперёд-назад. И от её блуждающего взгляда мне стало не по себе.
– А ты знаешь, что такое для меня ночь в этих стенах? – спросила она. – Ты видел старуху Лапшину тогда, после смерти? – Нина улыбнулась так, что волосы зашевелились у меня на голове. – Они снятся мне каждую ночь. Все! И Вера твоя! И Володя! – Она обхватила голову. – А ведь сначала я хотела приручить Володю! – Она снова дико зыркнула на меня. – Когда он в день её смерти ко мне приехал, я так и подумала, что надо лишь подождать! Дря-я-янь! Ой, дря-я-янь!
Затем, когда её тихая истерика закончилась, она рассказала мне об их с моим отцом жизни. Минутами казалось, что она разговаривала с собой – ей нужно было выговориться. По убеждению Нины, «Володю» погубил тесть: если бы, зная всё, он остановил мальчишку, жизнь Володи сложилась иначе. Без тестя он не стал бы тем, кем был, но он бы честно делал своё дело, а не доказывал себе и другим, что может то, что ему не нужно. Но Чаев не хотел дочери такой судьбы и «слепил» ей мужа, каким он его видел.
Я слушал Нину и думал, что одни и те же события мы видим по-разному. Не знаю, права ли Нина, по-женски считая, что мой отец довольствовался бы малым и был бы счастлив, или прав Пашин, утверждая, что Владимир Дмитриевич Орловский исполнял «свой долг перед обществом». Думаю, отец был слишком честолюбив, чтобы прозябать в дыре. Поэтому делал то, что считал важным. А вот что теперь делать мне, я не знал.
В коридоре затопали соседи. За стеной зашёлся плачем грудной ребенок. За окном вовсю шумел день. Нина устало посмотрела на меня.
– Ты думаешь, что можешь осуждать меня? – она ухмыльнулась. – Ведь ты такой, как все! Иначе что тебе тут делать? А эта дрянь получила своё! Наверное, бог все же есть! Ты думаешь, я убила её? Или Саша? – Нина мотнула головой. – Неа! Ты хочешь знать, как всё было? Ну так слушай! – Она подумала вспоминая. – Саша привёз меня на дачу Володи. Я попросила его подождать в машине. Молила её оставить нам хоть что-то. Она не хотела слушать. Разговаривала со мной, как со шлюхой. Затем засобиралась домой. – Нина горько усмехнулась. – Володя не хотел, чтобы меня видели в посёлке или в квартире. Он высаживал меня во дворе, а гулять в лес мы с ним ходили через калитку. Его участок граничит с общим забором посёлка. Вот там мы и ходили, чтобы не мозолить глаза соседям. Оттуда же самый короткий путь к электричке. Я на электричке раза три к Володе ездила, когда у него были дела, и он не мог меня забрать. Там вдоль полотна надо еще немного пройти, – голос Нины осёкся. – Если бы захотела …её, не получилось бы – людей много. А тут никого! Она шла, не оглядываясь. А я, дура, сзади плелась! Надеялась на что-то. А о чём с ней говорить? – Лицо Нины снова стало злым. – Вышли мы из леса. Помню, дятел трещал. Берёзы кругом и кукушка. Володя любил слушать кукушку, если мы по грибы ходили. – Она задумалась. – Может, я бы её избила. Не знаю. Она испугалась, когда я к ней подошла. На насыпи гравий у неё под ногами посыпался. Она как карабкалась с сумкой в руке, так на тот бок и упала. У самых рельсов упала. Знаешь, запасные, их в ряд кладут! – Нина принялась было объяснять. – Такой слабый шлепок был. Когда я к ней наклонилась, у неё уже кровь хлестала. Она сесть хотела, а меня рукой отталкивала. А потом потеряла сознание. – Нина взглянула на окно, словно высматривая в нём прошлое. – Я за Сашей побежала. Когда мы вернулись, крови уже много натекло. Он испугался. Решил, что это я. Веру даже не было видно, пока близко не подойдёшь. Маленькая такая. Не шевелилась. Я заплакала. Саша прогнал меня. Там стояли товарные вагоны. Он сам придумал, как сделать. Потом сказал, что гравием кровь засыпал.
– А письмо? – негромко спросил я. – Тоже случайно упало в почтовый ящик моего города? И Лапшина вдруг умерла сразу после смерти Веры. Совпадение?
Нина отвернулась. На лице её была скука.
– Братан-то твой до того знал про вас с отцом? – спросил я.
– Знал, – Нина кивнула. – Саша просил меня с Володей его свести. Он объединение каких-то несогласных собрал. Что-то типа комсомольцев. Хотел деньги под это выбить.
– Это они, что ли, меня пасли у твоего дома позапрошлой ночью?
Нина нахмурилась и пожала плечами, не понимая, о чём я.
– Не знаю. Саша мне ничего не говорил. Я сказала Володе про Сашу. Володя терпеть не мог кого-то куда-то пристраивать. Сашу в шутку называл Квакин. Это из Тимура и его команды. Он вообще с предубеждением относился к молодёжным движениям. Считал –
